Упрощенная HTML-версия
26
Григорий Федосеев
«Смерть меня подождёт»
впереди Алданское нагорье — плоская земля, словно оспой, изъеденная болота-
ми да зыбунами, вся в латках, старая, уставшая, не политая слезой, не топтаная
А
человеком. Живёт она без памятников и легенд - пленница стужи.
Сразу за перевалом начинаются исконные земли нагорья. Тропа вьётся по густому стлани-
ку, уводит караван влево. Мы теряем из виду горы, с тревогой погружаемся в эти загадочные
заросли, пленившие, как океан, огромное, непосильное для взгляда пространство. На пологих
увалах везде выступают камни, бесцветные от старости, источенные веками, наполовину уже
погружённые в могилу. В ложках топи. Они предательски затканы чудесным ковровым рисунком
из мха, так и хочется пойти по нему. Но только соблазнись, наступи на его поверхность, и тебя
засосёт разжиженная глина, притаившаяся под растительным покровом. Олени боятся топей,
останавливаются, и тогда крик погонщика разрывает дремотный покой низины.
Солнце, позолотив нижний край туч, нависших над нагорьем, опускается в невидимую
глубину. Медленно гаснет зыбкий полусвет летнего вечера. Тайга погружается в спокойное
ожидание ночи. Встречный ветер резок и холоден, как ключевая вода. Где-то близко, за послед-
ним холмом, слышатся гулкие всплески волн и тревожный крик чайки.
Проводник сворачивает с тропы влево, ведёт караван на крик. Ещё небольшой спуск вдоль
топкого ручья, и мы видим сквозь ветви последней лиственницы озеро, утонувшее в тёмной
синеве. Это Большое Токо.
Оно как-то сразу открывается нашему взору и в сумерках кажется потускневшимморем.
Ветер несёт на своих крыльях тяжёлые волны, окаймляет берег белой пеной, падает на
стланики. Далеко гудит прибой. Чувствуется, что на этом безлюдном озере ночами властвует
буря и теперь приходит её час.
Отрывок из главы «Прощай, Становой!»